Анатолий Радов - Достоевский FM (Сборник рассказов) [СИ]
— Чуть больше часа. Потом как обычно, фибрилляция желудочков, некроз ткани, короче, обычный инфаркт.
— Понятно, — кивнул парень. — Слушай, я вот ещё что спросить хотел. Знаешь, спрашивал уже и наших и у ваших, никто не знает точно. Вроде как раньше Настройщики не нужны были, — парень прищурившись посмотрел на Антона.
Антон усмехнулся. Вечно эти Проводники со своими подколками.
— Раньше и Проводники не нужны были, — Антон подмигнул парню. — Души умерших сами находили путь к свету. Так что давай уже без этих детских выяснений, кто важнее.
— Ладно, — парень широко улыбнулся. — Это я так.
— Удачи, — ещё раз пожелал Антон и вышел из пропитанной тяжёлым духом кухни. Подняв глаза, он посмотрел на сочные подрагивающие капли звёзд.
— Вот так бы стоять и слушать их вечно, — подумал он, но времени на это не было.
Подняв воротник, он заспешил к следующей, приблизившейся к великому переходу ненастроенной душе.
Один необыкновенный день Дениса Кузьмича
Утро распахнуло объятия и обняло проснувшуюся землю. На траве щедро заблестела роса. Ни единой тучки в небе — день обещал быть жарким и безветренным, таким, каким они и бывают в конце июля, то есть самым обыкновенным летним днём в областях чуть южнее средне-русской полосы.
Но Денис Кузьмич думал по-другому. Не думал даже, а чувствовал, что день будет необыкновенным.
— Совсем необыкновенный день будет. Чудо произойдёт, ей-богу, произойдёт. Меня не проведёшь, — говорило нутро Кузьмича и Кузьмич ему доверительно внимал.
Кузьмич сидел на порожках и курил горькую «приму», сплёвывая время от времени на землю табак. Кузьмич «приму» курить умел мастерски, не слюнявя, не изжёвывая, но даже у такого мастера табачок иногда нет-нет, да и прилипал к губам.
— Тьфу ты, — плевался Кузьмич, и с губы слетала табачинка. — Странно это как-то, вот точное ощущение, что чудо произойдёт. Ей-богу ж.
В кухне шурудилась посудой жена, бабка Нюська, готовясь сварить борща. Борщ у неё получался наваристый, густой, ложка стоймя стояла в капусте, а дух расплывался по комнатам такой, что Кузьмичу казалось — желудок вот-вот сам выпрыгнет из туловища, да и запрыгнет в исходящую паром и ароматами кастрюлю.
Забросив пегас на грядку с огурцами, Кузьмич поднялся и заглянул в кухню.
— Слышь, Нюська, ничего не чуешь?
Бабка замотыляла головой, шумно вдыхая воздух.
— Газ, чи шо?
— Да не, — обижено махнул рукой — Внутри не чуешь?
— Иде внутри?
— Да ну тебя — Кузьмич развернулся, и сойдя с порожек, зашагал в сторону главного огорода.
Главным огородом Кузьмич называл то, что раскинулось за невысоким деревянным забором, отхватив под себя семьдесят соток земли. Такие огороды в деревне были в каждом дворе. Деревня казачья, и видать делили землю казаки сами, не жалеючи, в общем-то, как оно и надо, когда земля своя. И в каждом дворе главный огород использовался одинаково. В начале немного картошки, потом кукуруза до половины, а дальше выгон для скота. У кого для коровы, у кого для коз, а Кузьмич держал кролей, серых великанов. Само собой на выгон их пасти не выпускал, кроль сбежит не задумываясь, а вот травку для них на этом выгоне он завсегда скашивал.
Взяв притуленную к сараю косу, Кузьмич попробовал большим пальцем насколько она остра, и удовлетворённо цыкнув языком, подошёл к забору. У забора росли колючие, растопыренные кусты крыжовника. Кузьмич сорвал пару зелёных ягод и ловко, коротким движением кисти забросил их в рот, приготовившись к наслаждению вкусом, но крыжовник оказался кисловат, и Кузьмич от неожиданности фыркнул и скривил лицо. Так скривлённым он и открыл калитку, и по-хозяйски глянул вдаль. Впереди, метрах в пятидесяти красовались стройные ряды кукурузы, перед ними желтела картофельная ботва. Кузьмич улыбнулся и зашагал по узкой тропинке, вдоль деревьев тутовника, служивших чем-то вроде ограды между его и соседским главным огородом.
Солнце медленно ползло вверх, а Кузьмич думал о борще и о том, что чувствовало его нутро. И почему чувствовало.
— Интересно, какое же чудо должно произойти? — Кузьмич прошёл вдоль кукурузных рядов, и когда они закончились, взял точно по диагонали. Большой выгон был уже на половину скошен, и на месте скошенной травы густо поднималась сочная отава. Кузьмич зашагал по ней, чувствуя, как пахнет росистая, зелёная поросль.
— Эх хороша, — сказал он себе под нос. — Но мала пока.
Он протопал к самому концу выгона, где росла ещё июньская, высокая и уже подсохшая трава. Прислонив косу к телу, Кузьмич поплевал на руки и потёр ладони.
— Ну, — весело гаркнул он, — Коси коса — пока роса.
Но не успел он взяться за дело, как высоко в небе появилось небольшое чёрное пятно. Пятно приближалось, быстро увеличиваясь в размерах и болтаясь из стороны в сторону. Кузьмич поглядел на пятно прищурясь и на его морщинистом лице прочиталось недоумение.
Когда инопланетная тарелка приземлилась в метрах двадцати от Кузьмича, он смачно плюнул себе под ноги и досадливо покачал головой.
В тарелке образовалось отверстие и в него выглянуло смуглое трёглазое существо.
— Крузьмич? — спросило оно и улыбнулось малюсеньким ртом.
— Ну, пусть будет так, — кивнул головой Кузьмич, и достав сигарету, закурил.
— Хророшо, хророшо, — обрадовано пропел смуглый и выпрыгнул из тарелки. — Проможешь Крузьмич?
Кузьмич молча развёл руками.
— У мреня гидрафробус нарвернулся, — инопланетянин смущённо отвёл три глаза. — А грурмляне говорят, тебе к Крузьмичу, он проможет.
Кузьмич шумно выдохнул дым и сщурил глаза.
— Ну, показуй, где он твой гидрахренус.
Смуглый засуетился, ловко бросился под тарелку и стал тыкать пальцем в днище.
— Тут, Крузьмич, тут.
Через минут тридцать, Кузьмич довольно и горделиво потирал руки, а смуглый астронавт с интересом заглядывал под свой летательный аппарат.
— Я там проволочкой чуть скрутил, до дома в общем протянешь, а дома ты уж к своим механикам загляни, не поленись.
— Спрасибо, Крузьмич, спрасибо, — инопланетянин моргал тремя веками. — Мне грурмляне кроординаты драли… а, дра, — он полез в карман комбинезона. — Вот, Крузьмич, бартула.
Он протянул Кузьмичу маленький блестящий шарик.
— На неё в црентре мрожно крубический прарсек крупить.
Кузьмич молча взял шарик и сунул его в карман штанов. Радости ему от этих бартул, проонов и всяких артренов не было, но использовать в качестве оплаты деньги земные всем этим звездолётчикам категорически не разрешалось. Земля не входила в галактический торговый союз, и посему деньзнаки её не котировались и в обороте не присутствовали. Да по сути и не знала Земля ни о каких галактических союзах.
— Разлетались тут, — подумал Кузьмич. — Всё втихую, всё не официально.
Когда тарелка взлетела и быстро скрылась из виду, Кузьмич наконец-то принялся за работу, размышляя о своём странном предощущении. Предощущение нисколько не угасало, а даже наооборот, разгоралось внутри ярким огоньком.
— Что-то сегодня обязательно произойдёт. Что-то необыкновенное. Вот чую и всё тут.
Кузьмич накосил приличную охапку и с нею вернулся во двор. Там он рассовал сухую траву по кормушкам, посмотрел с пару минут как кроли уминают своё любимое лакомство, и вздохнув, поплёлся домой.
Из кухни плыл дурманящий запах.
— Скоро? — спросил Кузьмич, проходя мимо жены.
— Ещё час.
— У-у, — Кузьмич проглотил слюну и ушёл в зал. Плюхнувшись в старенькое кресло, он достал из кармана шарик и принялся его рассматривать. Его глаза стали понемногу слипаться, и он почти провалился в сон, но вздремнуть ему не дали. Раздался громкий стук, резкий и хлёсткий. Стучали в калитку. Кузьмич по стуку сразу же догадался кто.
Тяжело поднявшись и бросив шарик на кресло, он поспешил на улицу.
— Хтось там? — спросила жена, когда Кузьмич проходил мимо.
— Да хтось-хтось, опять эти, — Кузьмич махнул рукой. — Видать чтось случилось у них.
— Ну да, как чтось случилось, так сразу Кузьмич. И шляются, и шляются, — забурчала жена, но Кузьмич не стал оправдываться. Он выскочил из кухни, спустился с порожек и заковылял к забору. По калитке ещё пару раз хлёстко ударили.
— Иду, иду, — отозвался Кузьмич. — Чего у вас там?
— Помофь тфоя нуфна, Куфьмить, — донеслось из-за калитки.
— Иди, иду, — повторил Кузьмич.
Открыв калитку, он увидел перед собой сразу трёх эволюционировавших бобров.
— Значит дело серьёзное, — подумалось Кузьмичу и он глубоко вздохнул.
— Куфьмить, — заговорил самый рослый эволюционировавший бобр. — Помофь тфоя нуфна пофайеф.
— Позарез, что ли? — переспросил Кузьмич.
— Уфу, — бобр мотнул головой. — Фапфуду йафобвать нуфно, сфйочно, — бобр поднял вверх правую лапку. — А то фода в фело пойтёт.
